ОЛЬГА БЕРГГОЛЬЦ | НИКТО НЕ ЗАБЫТ И НИЧТО НЕ ЗАБЫТО!

Вступление

главный редактор Федерального журнаала «Сенатор».

Поэтессе Ольга Берггольц...Для ленинградцев, переживших блокаду, имя Ольги Берггольц навсегда связано с военными годами. Во время блокады Берггольц работала в радиокомитете, и её голос чуть не ежедневно звучал в передачах «Говорит Ленинград!» Жизненный и писательский путь Ольги Фридриховны труден и не прям. В юности она переболела воинствующим комсомольством, отдала дань РАППовской идеологии, в середине тридцатых сделалась кандидатом, а затем и членом партии, потом из партии исключена, арестована — и после семимесячного заключения в 38-39 годах снова восстановлена в партии.

Текст статьи

Её имя неразрывно связано с историей Великой Отечественной войны 1941-1945 годов и с блокадой Ленинграда. Её имя навсегда осталась в списке работников Ленинградского радио, а по всей России её словами отождествляется память о Великой Отечественной войне, память о жертвах самой страшной и кровавой войны в истории человечества. Она всюду и всегда незримо присутствует с нами, когда мы вспоминаем войну, когда мы празднуем Великую Победу над германским фашизмом. Но эта женщина была немкой, российской немкой, но русской душой и с русским характером. Только беда в том, что в нашей стране многие представители старшего поколения не признают в ней немецкую кровь, они не верят, что нерусский человек способен мыслить по-русски и тем более написать величайшие строки, которые лучше всяких слов выражают всероссийскую боль и страдание, печаль и память о погибШих на этой войне:
Поэтесса Ольга Берггольц «Здесь лежат ленинградцы
Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
Они защищали тебя, Ленинград.
Колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем.
Так их много под вечной охраной гранита
Но знай, внимающий этим камням
НИКТО НЕ ЗАБЫТ И НИЧТО НЕ ЗАБЫТО!».

Конечно строки эти из знаменитой торжественной эпитафии «Пискаревский мемориал», которые высечены на гранитной стеле Пискаревского мемориального кладбища. Именно здесь покоятся 470 000 ленинградцев, умерших от голода, погибших от артобстрелов и бомбежек, павших в боях при защите города на Ленинградском фронте. И автор этих строк — известная поэтесса, «блокадная муза» ленинградцев Ольга Берггольц. Это народное имя ей присвоили ленинградцы, а музы, вопреки обратному утверждению, доказано, что не молчат, даже когда гремят пушки.

 

ДУХОВНАЯ МАТЬ БЛОКАДНИКОВ

Лидия Чуковская: «Для ленинградцев, переживших блокаду, имя Ольги Берггольц навсегда связано с военными годами. Во время блокады Берггольц работала в радиокомитете, и её голос чуть не ежедневно звучал в передачах «Говорит Ленинград!»
Жизненный и писательский путь Ольги Фридриховны труден и не прям. В юности она переболела воинствующим комсомольством, отдала дань РАППовской идеологии, в середине тридцатых сделалась кандидатом, а затем и членом партии, потом из партии исключена, арестована — и после семимесячного заключения в 38-39 годах снова восстановлена в партии.
Беды ходили за ней по пятам. Первый её муж, поэт Борис Корнилов, расстрелян в 1937 году (когда они уже разошлись). Второй, Николай Молчанов, умер от голода у неё на руках в Ленинграде во время блокады. Ещё до этого она потеряла двоих детей. Несмотря на искренность горя, пережитого ею, — стихи её порою звучали риторически. Когда ей удавалось преодолеть риторику — а это бывало нередко — они обретали глубину, силу и очарование.
В 1946 году Берггольц оказалась среди людей, от неё (Анны Ахматовой — Ред.) не отвернувшихся, среди тех, кто продолжал посещать её, заботиться о ней, слушать и хранить её стихи. О.Ф. Берггольц вместе со своим третьим мужем, литературоведом Г.П. Макогоненко, сохранила машинописный экземпляр книги Ахматовой «Нечет» — книги, уничтоженной по приказу цензуры.
…Посмертно, в Ленинграде, в 1983 году, в Большой серии «Библиотека поэта» вышли «Избранные произведения» Ольги Берггольц, в году 1988-1990 — три тома Собрания сочинений. В этом Собрании впервые полностью напечатаны стихи Берггольц, созданные ею в тюрьме, в 1990-м в Москве опубликован сборник прозы «Дневные звезды. Говорит Ленинград». В сборнике этом, кроме выступлений по радио, помещены также статьи о литературе и резкие речи на писательских собраниях… В журналах «Нева» и «Звезда» 1990 года в номерах пятых опубликованы отрывки из предвоенного и, частью, из блокадного дневника Ольги Берггольц. Однако, как выяснилось недавно, во время блокады Ольга Фридриховна вела и другой дневник: в нем она разоблачала казенную ложь о блокаде, в том числе и собственную... Эти записи Ольга Фридриховна держала в тайне. Железный ящик был закопан в одном из ленинградских дворов. О существовании этого дневника и о том, где он, в сентябре 1941 года Ольга Фридриховна особой запиской сообщила сестре — а записку доставила эвакуированная из Ленинграда в Москву Анна Андреевна….».
(Л.К. Чуковская. «Записки об Анне Ахматовой». Т.2. За сценой. М., 1997).

 

ГОВОРИТ ЛЕНИНГРАД


Ольга Берггольц — прижизненная легенда. Её до сих пор называют «музой блокадного Ленинграда». Её трагический голос обрел силу в осажденном Ленинграде. Все 900 дней блокады она провела в этом осаждённом городе. От истощения была на грани смерти, похоронила мужа. Обладая редкой щедростью души и даром сопереживания, постоянно выступала по радио, поддерживая дух блокадников собственным примером бескорыстия и отваги. Поэма «Февральский дневник» о мужестве ленинградцев принесла ей широкую известность; поэма «Твой путь» эту известность упрочила.
Поэтессу опубликовали еще с юных лет, но тогда её лирика не была популярной. В 30-е годы почитали плакатную трескотню, а лириков пренебрежительно называли «копателями души».
На долю Ольги Берггольц выпали тяжелые испытания. Первый муж, поэт Борис Корнилов, расстрелян. Второй, Николай Молчанов, умер у неё на руках от голода в блокаду. В 1938 году она по доносу была арестована и пробыла в тюрьме 197 дней и, как писала потом «столько же ночей».
«В 1939-м я была освобождена», — рассказывает Ольга Фридриховна в «Автобиографии», — полностью реабилитирована и вернулась в пустой наш дом (обе мои доченьки умерли еще до моего ареста). Душевная рана наша зияла и болела нестерпимо. Мы еще не успели ощутить во всей мере свои утраты и свою боль, как грянула Великая Отечественная война».
В годы блокады Ольга Берггольц находилась в осажденном фашистами Ленинграде. В ноябре 1941 года её с тяжело больным мужем должны были эвакуировать из Ленинграда, но Николай Степанович Молчанов умер, и Ольга Фридриховна осталась в городе.
8 сентября 1941 года Ленинград был блокирован. В тот месяц радиовещание очертило предназначение ленинградцев. Из черных «тарелок» звучали патриотические песни, летели в эфир призывы, обращения. И активная пропаганда дикторов оправдала себя. Город не поддался панике. Народ поверил в то, что фашисты будут с позором отброшены от стен Ленинграда. Памятная табличка на стене дома, в котором жила Ольга Берггольц.

 

ИЗ БИОГРАФИИ ОЛЬГИ БЕРГГОЛЬЦ


Она родилась 16 мая 1910 года в Петербурге, в семье заводского врача, жившего на рабочей окраине Петербурга в районе Невской заставы. Её первые стихи были опубликованы в 1924 году в заводской стенгазете, в 1925 году она вступила в литературную молодежную группу «Смена», а в начале 1926 года познакомилась с Борисом Петровичем Корниловым — молодым поэтом, незадолго до этого приехавшим из приволжского городка и принятым в группу. Через некоторое время они поженились, родилась дочка Ирочка.
В 1926 году Ольга и Борис стали студентами Высших государственных курсов искусствоведения при Институте истории искусств. Борис на курсах не задержался, а Ольга несколько лет спустя была переведена в Ленинградский университет. В 1930 году Ольга Берггольц окончила филологический факультет Ленинградского университета и по распределению уехала в Казахстан, где стала работать разъездным корреспондентом газеты «Советская степь». В это же время Берггольц и Корнилов развелись («не сошлись характерами») и Ольга вышла замуж за Николая Молчанова, с которым училась вместе в университете. Вернувшись из Алма-Аты в Ленинград, Ольга Берггольц поселилась вместе с Николаем Молчановым на улице Рубинштейна, дом 7 — в доме, называвшемся «слезой социализма». Тогда же была принята на должность редактора «Комсомольской страницы» газеты завода «Электросила», с которой сотрудничала в течении трех лет. Позднее работала в газете «Литературный Ленинград». Через несколько лет умерла младшая дочь Ольги Берггольц — Майя, а спустя два года — Ира.
В декабре 1938 года Ольгу Берггольц по ложному обвинению заключили в тюрьму, но в июне 1939 года выпустили на свободу. Беременная, она полгода провела в тюрьме, где после пыток родила мертвого ребенка. В декабре 1939 года она писала в своем тщательно скрываемом дневнике: «Ощущение тюрьмы сейчас, после пяти месяцев воли, возникает во мне острее, чем в первое время после освобождения. Не только реально чувствую, обоняю этот тяжелый запах коридора из тюрьмы в Большой Дом, запах рыбы, сырости, лука, стук шагов по лестнице, но и то смешанное состояние... обреченности, безвыходности, с которыми шла на допросы... Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в неё, гадили, потом сунули ее обратно и говорят: «живи».
Умерла Ольга Фридриховна Берггольц 13 ноября 1975 года в Ленинграде. Похоронена на Литераторских мостках. Несмотря на прижизненную просьбу писательницы похоронить её на Пискаревском мемориальном кладбище, где высечены в граните её слова «Никто не забыт и ничто не забыто», тогдашний глава Ленинграда, ныне забытый П.Романов, отказал писательнице.
Из воспоминаний Веры Кетлинской, направившей Ольгу Берггольц от Ленинградского отделения Союза писателей в распоряжение Ленинградского Радиокомитета: «Оленька, как её все тогда называли, видом — еще очень юное, чистое, доверчивое существо, с сияющими глазами, «обаятельный сплав женственности и размашистости, острого ума и ребячьей наивности», но теперь — взволнованная, собранная. Спросила, где и чем она может быть полезна».
Кетлинская направила её в распоряжение литературно-драматической редакции ленинградского радио. «…Спустя самое недолгое время тихий голос Ольги Берггольц стал голосом долгожданного друга в застывших и темных блокадных ленинградских домах, стал голосом самого Ленинграда. Это превращение показалось едва ли не чудом: из автора мало кому известных детских книжек и стихов, про которые говорилось «это мило, славно, приятно — не больше», Ольга Берггольц в одночасье вдруг стала поэтом, олицетворяющим стойкость Ленинграда» (Сборник «Вспоминая Ольгу Берггольц»).
В Доме Радио она работала все дни блокады, почти ежедневно ведя радиопередачи, позднее вошедшие в её книгу «Говорит Ленинград».
Голос Ольги Берггольц источал небывалую энергию. Она делала репортажи с фронта, читала их по радио. Её голос звенел в эфире три с лишним года. Её голос знали, её выступления ждали. Её слова, её стихи входили в замерзшие, мертвые дома, вселяли надежду, и Жизнь продолжала теплиться: «Товарищ, нам горькие выпали дни, Грозят небывалые беды, Но мы не забыты с тобой, не одни, — И это уже победа!». Порой казалось, что с горожанами беседует человек, полный сил и здоровья, но Ольга Берггольц, как и все горожане, существовала на голодном пайке. И неслучайно ведь германские фашисты вносят Ольгу Берггольц в черный список людей, которые будут расстреляны сразу же по взятии города.
«Однажды Вера Кетлинская раздобыла бутылочку рыбьего жира и, приготовившись жарить лепешки из «причудливого месива, куда основном массой входила кофейная гуща», — позвонила Ольге и позвала, чтобы поделиться. Та ответила: «Иду». Идти надо было полтора квартала, в темноте, на ощупь. Возле Филармонии обо что-то споткнулась, упала на полузанесенного снегом мертвеца. От слабости и ужаса не смогла подняться, стала застывать… и вдруг услышала прямо над собой голос. Свой голос. Из репродуктора. Голос несдающегося духа над готовым сдаться телом!
«Сестра моя, товарищ мой и брат, ведь это мы, крещенные блокадой! Нас вместе называют — Ленинград, и шар земной гордится Ленинградом! Поднялась и дошла до цели».
В конце 1942 года, уже похоронив мужа, согласилась слетать в командировку в Москву. Когда самолет оторвался от взлетной полосы, заплакала. Впервые.
Летели низко, опасаясь немецких зениток. Над «кольцом» самолет атаковали немецкие «мессершмитты»; наши «ястребки», сопровождавшие рейс, начали с ними драться, бой шел над лайнером, видно было, как один из истребителей врезался в землю.
В Москве гостью встретили радушно, удивились, что такая круглолицая — тут еще не видели людей, отекших от голода. Расспрашивали о жизни осажденных ленинградцев, задавали множество вопросов.
— А правда ли, что Исаакиевский собор разрушен?
— Нет. Не разрушен.
— А правда ли, что в Ленинграде норма 250 граммов хлеба в день?
— Правда. Но было и 125.
— А что это за болезнь — дистрофия? Она опасна для жизни? Вот сын Алексея Толстого приехал — почти что труп, и так жадно ест…
«Я не доставила москвичам удовольствия видеть, как я жадно ем… Я гордо, не торопясь, съела суп и кашу…»
На восьмой день пребывания в столице — письмо домой: «…Тоскую отчаянно… Свет, тепло, ванна, харчи — все это отлично, но как объяснить им, что это вовсе не жизнь, это сумма удобств.
Существовать, конечно, можно, но жить — нельзя. Здесь только быт, бытие — там…»

Для бытия не нужны ненадежные друзья, для бытия нужны надежные враги.
При первой же возможности — туда. И, перелетев в «кольцо», вернувшись в родной раскаленный эфир — выметнула душу, объятую аввакумовским пламенем: «Товарищи! Мы в огненном кольце!..». (Лев Аннинский, «Ольга Берггольц: «Я... ленинградская вдова» )
О своей судьбе, неразрывно связанной с судьбой страны и народа, рассказала Берггольц в автобиографической повести «Дневные звезды», над которой работала до последнего часа, мечтая сделать своей главной книгой. «Писать честно, о том именно, что чувствуешь, о том именно, что думаешь, — это стало и есть для меня заветом», — сказала Берггольц в начале своего творческого пути и осталась верна себе до конца.

 

«Я недругов смертью своей не утешу,
чтобы в лживых слезах захлебнуться могли.
Не вбит еще крюк, на котором повешусь.
Не скован. Не вырыт рудой из земли.
Я встану над жизнью бездонной своей,
Над страхом ее, над железной тоскою.
Я знаю о многом. Я помню. Я смею.
Я тоже чего-нибудь страшного стою…»

(Ольга Берггольц, 1952).

 

«А я вам говорю, что нет
напрасно прожитых мной лет,
ненужных пройденных путей,
впустую слышанных вестей.
Нет невоспринятых миров,
нет мнимо розданных даров,
любви напрасной тоже нет,
любви обманутой, больной,
её нетленно чистый свет
всегда во мне, всегда со мной.
И никогда не поздно снова
начать всю жизнь,
начать весь путь,
и так, чтоб в прошлом бы — ни слова,
ни стона бы не зачеркнуть»

(Ольга Берггольц)

Памятник Ольге Берггольц установлен в Палевском саду.Памятник Ольге Берггольц установлен в Палевском саду.

Ольга Берггольц — знаменитая Ленинградская поэтесса, ветеран Великой Отечественной Войны, почетный гражданин Санкт-Петербурга. Во время блокады она работала на радио, поддерживая боевой дух жителей осажденного города.
Именем поэтессы названы улица и сквер в Петербурге. Инициативная группа Невской Заставы выступила за то, чтобы Ольге Берггольц был установлен памятник. В 2015 году к 105-летниму юбилею поэтессы архитектором А. Черновым и скульптором В. Трояновским был изготовлен монумент, изображающий бронзовую фигуру поэтессы на фоне гранитной стены, символизирующей осажденный город, на которой выбиты ее блокадные стихи. Общая высота памятника вместе с постаментом около 5 м, высота фигуры — 2,5 м. Женщина выглядит хрупкой, но не сломленной тяжелыми обстоятельствами жизни. Левую руку она прижимает к груди, и кажется, что с ее губ сейчас сорвутся знаменитые строки:
«Их имён благородных мы здесь перечислить не сможем,
Так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням:
Никто не забыт и ничто не забыто!»

 

Всему своё время!

  1. 5
  2. 4
  3. 3
  4. 2
  5. 1

(1 голос, в среднем: 5 из 5)
Уважаемые дамы и господа, дорогие наши читатели! Издательская компания Интер-Пресса и редакция Федерального журнала «СЕНАТОР» напоминают: в Москве объявлен очередной конкурс писателей и журналистов МТК «Вечная Память», посвящённый 80-летию Великой Победы! Все подробности на сайте конкурса: www.victorycontest.ru Добро пожаловать!