ЗВЕЗДА ПРИДВОРНОГО ЖИВОПИСЦА

Вступление

профессор, доктор искусствоведения, заведующая отделом
живописи Государственной Третьяковской галереи,
Заслуженный работник культуры РФ.

Портрет царской эпохи - эпохи Романовых в России1 октября 1710 года в Вене художник Иоганн Готфрид Таннауер подписал договор, заключённый с ним по поручению русского двора бароном Урбихом. По взаимной договорённости, Таннауер соглашался за сумму 1500 гульденов «службу его царского величества принять, и его величеству живописью портретов больших и малых в миниатюре, имея искусство в обеих, наилучшим моим художеством служить». При этом оговаривалось право Таннауера покинуть Россию в случае, если «его работа не будет угодна или обычай земли и воздух не позволят ему далее оставаться». Тогда художник вряд ли осознавал свою почётную миссию: ему было суждено стать первым в русской истории придворным живописцем.

Текст статьи

Должность придворного художника появилась в России в петровскую эпоху, в период освоения европейской придворной культуры и становления искусства нового времени. На смену «царскому изографу» (это название носили Симон Ушаков, Карп Золотарёв, Иван Рефусицкий) пришёл «гофмалер». Официально оформился его статус, определились права и обязанности. Репродукция-фрагмент картины Петра Великого

Согласно «Табели о рангах», должность придворного живописца не присваивала какого-либо класса. При зачислении на русскую службу с придворным живописцем, как правило, иностранцем, заключался контракт, который информировал о профессиональных возможностях и квалификации претендента и заявлял о совместных намерениях двора и художника. В России жалованье гофмалера выплачивалось обычно из Кабинета Его Императорского Величества по третям года (январская, майская и сентябрьская). Необходимые материалы (краски, кисти, холсты), квартира (мастерская), дрова и свечи также оплачивались казной. Придворный живописец, как фиксатор событий, слуга и сподвижник «при деле», выступал в качестве важного объекта, «украшавшего» новый царский быт.
Иоганн Готфрид Таннауер прибыл в Россию в возрасте 30 лет вполне сложившимся мастером. В марте 1711 года в Смоленске состоялась его первая встреча с русским царём, который направлялся в Прутский поход. Пётр I сразу же потребовал художника сопровождать его. Будучи по натуре личностью деятельной и творческой, царь-реформатор высоко оценивал роль художника как человека нужного для укрепления престижа государя и государства.
Прутский поход закончился неудачей. Таннауер потерял имущество и произведения, привезённые с собой. Пройдя в буквальном смысле «боевое крещение», немецкий художник был свидетелем бесстрашного поведения Петра I в трагической ситуации. Закономерно, что в ранних изображениях Петра кисти Таннауера, он предстал в образе героя — полководца на фоне сражений («Пётр в Полтавской битве», 1710-е, ГРМ; «Портрет Петра Великого» ,1716, Государственный историко-культурный музей-заповедник «Московский Кремль»). В ноябре 1711 года И. Таннауер написал портрет Петра I. для дома Черноголовых в Риге. Придворный живописец Таннауер выступил как творец определённого канона императора, который многократно повторялся самим художником и другими мастерами. Так, типология Петра I, разработанная Таннауером, стала образцом для начинающего русского живописца И. Никитина («Портрет Петра I на фоне морского сражения», 1715, Екатерининский дворец, Царское село).
Деятельность гофмалера Таннауера при петербургском дворе была широка и многообразна: он писал портреты и миниатюры, исполнял рисунки тушью, а также ремонтировал часы. Отметим, что такой универсализм придворного мастера, был обычным делом при других дворах Европы. Так, Иоганн Христоф Гроот, был не только гофмалером Вюртембергского двора, но и исполнял обязанности «гофмузикера» и хранителя картинной галереи. Он трудился над эскизами новых ливрей, маскарадных одежд, фейерверков, оформлял кареты и экипажи, золотил решётки, декорировал мебель и даже «проектировал» фигурные торты. В придворной иерархии гофмалер занимал примерно такое же положение, что и лейб-медик, повар или прачка. В определённом смысле он был среди избранных слуг, допущенных «к телу» императора. Показательно, что любое официальное обращение к русскому монарху придворный живописец, даже будучи иностранным подданным и свободным человеком, должен был завершить так: «Вашего Величества нижайший раб». Однако в творческом смысле гофмалер, при всей зависимости от вкуса монарха, был достаточно свободен. Важной частью его профессии было предугадать желание высокого заказчика, а иногда буквально «навязать» своё видение «объекта».

Пётр Первый, гравюра. — Иоганн Готфрид Таннауэр (1680-1737), саксонец, учился живописи в Венеции, придворный художник с 1711 года. По записям в «Юрнале» известно, что Пётр позировал ему в 1714 и 1722 годах ПЁТР I В ПОЛТАВСКОЙ БИТВЕ — Художник: Иоганн Готфрид Таннауэр. — Конный портрет, называемый «Пётр I в Полтавской битве», куплен в 1860-х годах князем А.Б. Лобановым-Ростовским у семейства умершего камер-фурьера в запущенном виде. После очистки обнаружилась подпись Таннауэра. Сейчас находится в Государственном Русском музее

Примером диалога художественной французской культуры и русского царя-заказчика может служить деятельность Луи Каравака. 13 ноября 1715 года в Париже П.Б. Лефорт заключил с ним контракт о принятии на службу для написания «работ в живописи на масле, исторических картин, портретов, лесов, деревья и цветов, зверей как в больших, так и в малых размерах». Подобно Таннауеру, Каравак был в расцвете творческих сил и мог рассчитывать на то, что возраст (32 года) и опыт живописца будут отмечены русским царём. Однако по прибытии в Петербург, Каравак не получил должности «гофмалера», а служил в ведомстве Городовой канцелярии (по другим сведениям — в Петербургской Губернской канцелярии), затем в Канцелярии от строений. Его жалованье было гораздо меньше, чем у Таннауера (всего 500 рублей в год). Тем не менее, французский художник постоянно исполнял царские заказы. Так, ему было поручено написать картины на сюжеты русско-шведской войны, однако он написал только «Полтавскую битву». Не будучи формально придворным живописцем, Луи Каравак все же удостоился чести писать государя с натуры (в 1722 году он сопровождал Петра I в Астрахань). В настоящее время с именем Л. Каравака связывают два полотна: «Портрет императора Петра I» (1717, ГРМ) и «Портрет императора Петра I» (1720-е, Президиум АН, Москва). В отличие от барочных изображений Петра I кисти И. Таннауера, прославлявших монарха-полководца, произведения Каравака носят «деловой характер» и дают представление о монархе-созидателе.
Первым русским придворным живописцем был Иван Никитин, который был введён в придворный штат как гофмалер в марте 1721 года, вскоре по возвращении из Италии. В отношении его Пётр I проявлял не только личную симпатию, но и гражданскую гордость «за доброго мастера» из русского народа. Император настойчиво «рекомендовал» приближенным заказывать портреты у Никитина, приказал построить ему Каменный дом за счёт государственной казны. Для этого живописцу был отведён участок, занимаемый ныне домом № 70 по набережной реки Мойки (напротив Мариинского дворца). Однако жалованье русского художника оставалось меньше, чем у иностранцев. Пребывание при дворе Петра Великого одновременно двух официальных придворных живописцев, а также других иностранных мастеров, создавало атмосферу творческой конкуренции. Такое положение вещей заставляло каждого активнее работать, ярче проявлять способности, говоря современным языком, максимально «выкладываться». Несмотря на соперничество, придворным мастерам приходилось и сотрудничать.
Так, Иоганн Таннауер и Иван Никитин участвовали в церемонии погребения (март 1725) Петра Великого. Сохранилось несколько изображений императора «в усопшем виде» (И.Н Никитин «Петр I на смертном ложе», 1725, ГРМ; И.Г. Таннауер «Пётр I на смертном ложе», 1725, ГЭ). В отличие от Никитина, который остро ощутил боль и скорбь потери великого реформатора страны и личного покровителя художника, Таннауер объективнее и суше. Придворный живописец-иностранец лишь фиксирует событие, физиологически точно передаёт мертвенную бледность лица, заострившийся нос. Русский художник выбрал необычный ракурс, благодаря которому мёртвый Пётр остаётся величественным, а также использовал горячие красно-коричневые тона, подчёркивающие трагизм происходящего.
После смерти Петра положение Таннауера и Никитина ухудшилось. При императрице Екатерине I придворным живописцам весьма нерегулярно выплачивали из казны причитающееся им жалованье, и они пришли «в немалое разорение». Мастерская, обещанная русскому художнику, так и не была построена. Срок контракта с Таннауером к тому времени истёк, и он направил прошение, в котором в довольно резких выражениях писал: «прошу, токмо о свободном моем апшите. Ибо при таком случае, я не намерен больше здесь оставаться, но желаю щастия своего в иных местах искать». 20 января 1727 года Екатерина I издала специальный указ об освобождении гофмалера Таннауера от должности. После отъезда Таннауера и Никитин не задержался на этом посту. Он был уволен в августе 1729 года уже при императоре Петре II, «не имевшем нужды в его услугах». Конец жизни русского мастера был трагичен: августе 1732 года Иван Никитин был арестован за хранение тетради с пасквилем на Феофана Прокоповича, бит плетьми и сослан в Тобольск.
Коронование Екатерины II 22 сентября 1762 года. — Художник: Стефано Торелли, 1763 г. (ГТГ)Гораздо удачнее сложилась судьба Луи Каравака, назначенного при императрице Анне Иоановне «придворным первым живописного дела мастером» (сперва с окладом 1500 рублей, потом — 2000 рублей в год). Искусство портрета стиля рококо, которым в совершенстве владел французский живописец, отвечало вкусам и других государынь. Поэтому в качестве гофмалера Каравак оставался и при правительнице Анне Леопольдовне, и при императрице Елизавете Петровне. В царствование Елизаветы Петровны законодательно закрепилась строгая регламентация царского образа. По закону Российской империи, «вольные» изображения царствующей особы, не прошедшие «апробацию» (утверждение) императрицы, уничтожались, а исполнители строго наказывались. Придворный живописец Каравак, который писал цесаревну Елизавету ещё девочкой, стал автором её официального изображения в качестве новой императрицы. В мае 1743 года ему был поручен ответственный заказ — исполнить четырнадцать портретов Елизаветы Петровны для российских посольств за границей.
В царствование Елизаветы Петровны наряду с Луи Караваком работал ещё один гофмалер, немец Георг Христоф Гроот (сын придворного живописца И.Х. Грота из Вюртемберга). Он поступил на службу во время краткого правления Анны Леопольдовны. С воцарением дочери Петра Великого Гроот остался при дворе «на тех же кондициях». Его жалованье составляло 1500 рублей в год, «да сверх того квартира, или вместо квартиры, по десяти рублей на месяц, да на дрова по тридцати рублёв в год». В переводе эта сумма составляла три тысячи гульденов, что было фантастически много по сравнению с жалованьем отца Грота (300 гульденов). В 1743 году Г. Гроот был назначен «галереи директором». Придворный живописец активно формировал первые императорские картинные галереи в Эрмитаже и Царском селе. Г.Х. Гроот достиг успеха благодаря «малым» портретам-картинам, на которых «весёлая Елизавет» представала в самых разных образах и облачениях: полковница на коне в Преображенском мундире, знатная дама на балу, в маскарадном домино или обнажённая богиня («Портрет императрицы Елизаветы Петровны в образе Флоры», 1748, Государственный художественно-архитектурный дворцово-парковый заповедник «Царское село»). Представив царицу обнажённой, немецкий художник допускал невиданное в глазах русских православных людей кощунство и незнакомую доселе вольность. Безусловно, придворный портретист мог позволить себе подобную композицию только с дозволения самой государыни; тем самым русский двор приобщался к куртуазной европейской культуре. При написании подобных сюжетов во Франции блистательно использовались мотивы галантной эклоги, эротического подтекста, весь арсенал «небрежных шалостей французского остроумия» (А.С. Пушкин). В России же Гроот создал изящную «вещицу» стиля рококо. В Людвигсбурге, где сформировался немецкий художник, во дворце герцога имелись специальные «партикулярные кабинеты». Их интерьеры расписывались «весёлыми» мотивами, а в специальных витринах хранились миниатюры и малоформатные картины скабрезно-эротического содержания. «Портрет Елизаветы Петровны в образе Флоры» кисти Гроота предназначался для личных апартаментов императрицы и был скрыт от посторонних глаз занавеской.
Портрет Екатерины II на троне. — Художник: Фёдор Степанович РокотовПосле внезапной кончины Георга Христофа Гроота в 1749 году срочно потребовался новый придворный живописец. В 1750 году на это место по рекомендации графа Н. Бьельке, у которого М.И. Воронцов запросил «сильного портретиста», был определён австрийский живописец Георг Гаспар Преннер, работавший в те годы в Риме. Контракт был заключён на три года на тех же «кондициях», что и с живописцем Гротом. Преннер пробыл в России пять лет и написал «Портрет императрицы Елизаветы Петровны» (1754, ГТГ), в котором русская императрица представлена в цветочном обрамлении (в соответствии с традицией изображения мадонны в западноевропейском искусстве). Парадный портрет кисти Преннера может служить яркой иллюстрацией отражением теории «комплементирования», весьма распространённой в Германии и Австрии. В одном из трактатов Х. Вейзе говорилось, что сама природа учит комплементам: цветы раскрываются утром, приветствуя восход солнца, своего повелителя; железо движется, как только почувствует магнит. «Весь мир исполнен комплиментов», а потому искусная лесть — важная и нужная наука. Гофмалер Преннер использовал богатый арсенал живописных комплементов. Он уподобляет Елизавету Петровну солнцу (не случайно над ее головой подсолнух), благодаря которому пышно расцветают экзотические растения и простые полевые цветы. Говоря аллегорически, благодаря мудрости императрицы, благоденствуют все сословия.
Во время правления Екатерины Великой положение придворного живописца меняется. Датский художник Вигилиус Эриксен, потерпевший в 1757 году неудачу на родине в конкурсе Королевской академии, приехал искать счастья в Россию. После восшествия на престол Екатерины II он сделал блестящую карьеру. По свидетельству Якоба Штелина, «с начала правления императрицы Екатерины II Эриксен содержался как первый придворный живописец. Он никогда не состоял на жалованье, а заставлял оплачивать каждую картину особо и с избытком. Его ежегодный заработок только при дворе оценивался в 5 тысяч рублей». Написанный для аудиенц-зала в Петергофском дворце «Портрет Екатерины II верхом» (ГЭ) кисти Эриксена стал важным художественным свидетельством судьбоносных дней исторического переворота 28 июня 1762 года. В период коронации, осенью 1762 года Вигилиус Эриксен находился в Москве, где исполнил еще один портрет императрицы. В «Портрете перед зеркалом» (ГЭ) он использовал своеобразный художественный приём. Отражение в зеркале позволяет увидеть императрицу одновременно в профиль и анфас.
«Запечатлено две ипостаси Екатерины: твёрдый, почти суровый, отвлечённый, как отчеканенный на монетах, профиль Императрицы Всероссийской и приветливое, хотя и светски холодное, повёрнутое к зрителю лицо умной и обаятельной женщины».
Профильное изображение Екатерины II было использовано и в портрете императрицы кисти русского мастера Фёдора Рокотова (1763, ГТГ). Не будучи придворным живописцем, он также исполнил коронационный портрет императрицы, где она впервые была представлена во всех регалиях царской власти. В основу большого парадного полотна лёг профильный этюд (ГТГ), имеющий надпись на обороте: «писан въ 1763:м году месi майя 20 дня. Писал живописец академиi адьюнктъ Федоръ Рокотовъ. За работу заплачено тридцать рублевъ». Камер-фурьерские журналы свидетельствуют, что в день, указанный на полотне, императрица находилась в Ростове Великом. Мог ли русский художник сопровождать в её путешествии? В этой работе Рокотов сумел уйти от избитых приёмов обычных «представительских» портретов предшествующего времени. Показательно, что портрет кисти Рокотова был признан официальным изображением императрицы. В 1766 году по заказу Коллегии иностранных дел он исполнил шесть экземпляров, которые были разосланы в ряд российских посольств за границей.
Императрица очень любила и работу Михаила Шибанова, где она представлена в дорожном костюме. Екатерина II и охотно дарила эти изображения, переведённые П.Г. Жарковым в миниатюру.
Одновременно с датским и русским художниками над коронационным портретом Екатерины Великой работал итальянский мастер Стефано Торелли. Итальянский мастер. В 1768 году он вступил в должность придворного живописца. На этом посту он оставался вплоть до самой смерти, последовавшей в 1780 году. На место «бывшего в службе живописца Тореллия» был принят англичанин Ричард Бромптон. Через два года, исполнив портреты императрицы и её внуков Александра и Константина, придворный живописец скоропостижно скончался в Царском селе «от гнилой горячки».
Присяга цесаревича Александра Николаевича в Зимнем дворце. Художник: Григорий Чернецов, — 1837 годВ годы правления Павла I в Петербург был приглашён Мартин Квадаль, портретист венского двора, с которым «князь Северный» (псевдоним великого князя Павла Петровича) мог познакомиться во время заграничного путешествия. Его картина, посвящённая коронации Марии Фёдоровны, хранится в Саратовском музее им. А.Н. Радищева. Однако он не имел официального звания. Пост придворного живописца занял в 1798 году Гебхард Кюгельхен. Он удостоился особой милости императора, написав его в кругу семьи (работа хранится в Государственном художественно-архитектурном дворцово-парковом музее-заповеднике «Павловск»).
Итак, в России на протяжении всего XVIII века работали только восемь придворных живописцев. Среди них — иностранцы: саксонец И. Таннауер, гасконец Л. Каравак, шваб Георг Христоф Гроот, австриец Георг Гаспар Преннер, итальянец Стефано Торелли, британец Ричард Бромтон, немец Гебхард Кюгельхен и единственный русский — Иван Никитин, прошедший обучение в Италии. Все выдающиеся русские портретисты второй половины столетия (Фёдор Рокотов, Дмитрий Левицкий и Владимир Боровиковский), а также пенсионеры Академии художеств, совершенствовавшие мастерство в странах Европы (Антон Лосенко, Иван Акимов), не удостоились столь высокого статуса.
Придворный живописец в России XVIII века служил своего рода «проводником» между западноевропейской и русской придворной культурой. Молодая российская империя привлекала иностранного мастера прежде всего выгодными материальными и бытовыми условиями, обилием гарантированных заказов, а главное тем, что в далёкой стране было легче реализоваться творчески.
Придворный живописец, чтобы не потерять доходное место, как чуткий метеоролог должен был иметь своего рода внутренний барометр, предсказывающий изменения придворного климата. Каждый из придворных мастеров в силу национального темперамента, воспитанный на определённых художественных традициях своей страны и эстетических устремлениях времени, не мог преступить выработанные в обществе и в искусстве правила. Однако в силу собственных представлений о художественной правде, со всей силой своего таланта он утверждал незыблемость родовых качеств монарха, подчёркивал его высокое положение, а в целом, способствовал укреплению в России государственных идеалов просвещённого абсолютизма.
В XIX столетии историческая обстановка изменилась. Институт придворных живописцев в ту эпоху не столь привлекателен для иностранных мастеров. Все чаще модные в Европе живописцы приезжали в Россию на краткий период и работали при дворе, исполняя конкретный заказ, не обременяя себя дополнительными обязательствами. Так, английский художник Джордж Доу приехал в Петербург по приглашению Александра I для работы над портретами военной галереи Эрмитажа. В 1828 году он удостоился почётного звания «Первого портретного живописца» русского двора. Будучи знатоком авторского права, Доу педантично соблюдал юридические формальности и не допускал своего творческого закрепощения. Один из самых популярных баталистов и портретистов Берлина Франц Крюгер шесть раз посещал Петербург, но, несмотря на выгодные предложения, так и не связал себя обязательствами придворного живописца.
Все чаще должность придворного художника в России «доставалась» отечественным мастерам. В 1823 году этот пост занял исторический живописец Василий Шебуев. В 1829 году был записан в Кабинет Его Императорского Величества в качестве придворного живописца Григорий Чернецов. В 1832 году — Тимофей Нефф. Императору Николаю I, который самому А.С. Пушкину проповедовал «прилежное служение и усердие», импонировали люди скромные, исполнительные и преданные. Прибалтийский юноша Нефф «чтил императора, Николай, благодаря отеческому одобрению и большим заказам, дал ему возможность полностью развиться». Как придворному живописцу, Неффу надлежало учить царских детей рисованию. Сохранились трогательные воспоминания его дочери о том, как в перерывах художник рассказывал им «трогательные и несуразные истории», играл «во всякие безобидные игры». Г.Г. Чернецов, получив известие о назначении, с нескрываемым восторгом записал в дневнике: «Это что-то необыкновенное, что-то непостижимое. Боже! Мой!».
А радоваться было чему: как из рога изобилия на Чернецова посыпались блага. Ему выделили новую квартиру на второй линии Васильевского острова, в 1830 году от государя он получил золотые часы и бриллиантовый перстень. Кроме того, придворный живописец имел мастерскую в центре Петербурга. Ателье художника часто посещал сам император и члены императорской семьи, приходили В.А. Жуковский, Н.В. Кукольник. Григорий Чернецов стал подлинным хроникером событий придворной жизни. Он писал парады («Парад по случаю окончания военных действий в Царстве Польском на Царицыном лугу в Петербурге 6 октября 1831», 1832-1837, ГРМ), сцены богослужений и панихид. В обязанности придворного живописца входило изображение интерьеров Зимнего дворца («Кабинет императрицы Александры Фёдоровны», «Галерея в Зимнем дворце»). Николай I, сам прекрасно рисовавший, постоянно указывал художникам на ошибки в построении полков, следил за тем, чтобы правильно изображались детали военной формы.
Александр I в мастерской Дж. Доу в Зимнем дворце, — 1826 год. Беннет и Райт по оригиналу Мартынова. Эрмитаж. Джордж Доу — английский художник, в 1819-1829 годах работал в Санкт-Петербурге, где написал (с помощью русских живописцев Вильгельма Августа Голике и Александра Полякова) 329 погрудных портретов генералов — участников Отечественной войны 1812 года и заграничных походов 1813-1814, — это большие портреты Михаила Кутузова и Михаила Барклая-де-Толли, 4 портрета солдат-ветеранов, составивших Военную галерею в Зимнем дворцеТаким образом, и в XVIII, и в начале XIX века в России находились мастера, плодотворно совмещавшие службу при царском дворе и творчество. Более того, высокий статус заказчика определил и особую степень ответственности художника как перед изображаемым властителем, так и перед подданными страны, для которых этот властитель запечатлевался на века. Со временем, в процессе изменения профессионального самосознания творца, будут меняться и его взаимоотношения с властью, что, разумеется, найдёт отражение и в трактовке образов — своё, отличное в каждом конкретном случае. Но это — тема для самостоятельного исследования.

 

Людмила Маркина, Заслуженный работник культуры Российской Федерации, доктор искусствоведения, заведующая отделом живописи XVIII – первой половины XIX века Государственной Третьяковской галереи, профессор Российской академии живописи, ваяния и зодчества.

НАШЕ ДОСЬЕ: ЛЮДМИЛА АЛЕКСЕЕВНА МАРКИНА

Заслуженный работник культуры Российской Федерации, доктор искусствоведения, заведующая отделом живописи XVIII – первой половины XIX века Государственной Третьяковской галереи, профессор Российской академии живописи, ваяния и зодчества.
Активно разрабатывает тематику русско-немецких художественных связей XVIII-XIX веков. Благодаря целому ряду научных стипендий имени Гейдельрина, Немецкой службы академического обмена, фонда Веймарской классики Л.А. Маркиной удалось собрать в Германии обширный изобразительный и архивный материал. Дополненный сведениями из архивов и музеев России, он стал основой для многочисленных публикаций, среди которых две монографии «Портретист Георг Христов Гроот и немецкие живописцы в России середины XVIII века», «Живописец Фёдор Моллер».
Людмила Маркина — автор проектов выставок «Немецкая и австрийская живопись XVIII века в Московских собраниях» (1996), «Екатерина Великая и Москва» (1997), «Русская живопись эпохи Бидермейера» (1999).

Всему своё время!

  1. 5
  2. 4
  3. 3
  4. 2
  5. 1

(2 голоса, в среднем: 5 из 5)
Уважаемые дамы и господа, дорогие наши читатели! Издательская компания Интер-Пресса и редакция Федерального журнала «СЕНАТОР» напоминают: в Москве объявлен очередной конкурс писателей и журналистов МТК «Вечная Память», посвящённый 80-летию Великой Победы! Все подробности на сайте конкурса: www.victorycontest.ru Добро пожаловать!